Роман Сенчин. Тихая проза, крепкая жизнь
Как хорошо становится, когда читаешь настоящую прозу… Я в последнее время пристально следил за, с позволения сказать, политическими процессами в стране, часто отзывался статьёй или заметкой на что-либо возмутительное, из ряда вон выходящее и как-то отвлёкся от художественной литературы… Точнее, не так, – читал довольно много, но в основном по обязанности: газета, жюри, ридерство. Но это очень разные вещи, разное что-то внутри задействуется, когда читаешь потому, что надо и, когда после рабочего дня, уставшим и измотанным открываешь случайную (или почти случайную) книгу или журнал и натыкаешься на нечто… на нечто настоящее.
На такое настоящее я наткнулся, открыв недавно альманах «Земляки» (выпуск тринадцатый), где напечатана повесть Анны Андроновой «Я не зайчик».
С прозой Андроновой я знаком уже несколько лет. Но знакомство это до последнего времени было эпизодическим и тоже почти случайным. Лет семь-восемь назад на Форуме молодых писателей в Липках мне попался рассказ. Очень неплохой рассказ, а главное, не подростковый, не ученический, как большинство рукописей участников Форумов. (В общем-то, мероприятие и создано для того, чтобы помочь начинающим авторам, подсказать, поддержать, подбодрить, показать, что они не одиноки в своём чудаковатом занятии писать, но найти там уже готовое для публикации или для чтения в своё удовольствие произведение непросто.)
Да, рассказ был выделяющимся из общей массы липкинских рукописей, но он был один у сразу запомнившейся мне по имени-фамилии – «Анна Андронова» – писательницы…
На следующий год я прочитал ещё один рассказ или маленькую повесть Андроновой. Тоже выделяющее из общей массы. Дома покопался в Интернете и почти ничего из прозы Андроновой там не нашёл (это был год 2006-й). И подумал: «Вот человек пишет, и пишет хорошо, по-настоящему, но какие у него как у писателя перспективы? Если даже наберётся двадцать таких текстов, то и тогда их вряд ли издадут. Какому издательству нужны неизвестные авторы рассказов о жизни?» Надежда была на серию книг «Молодая проза России», которая при участии Форума в Липках выходила в «Вагриусе», но серия пополнялась новыми книгами медленно.
Году в 2008-м я собирал книжицу под названием «Каталог лучших произведений молодых писателей». Этот каталог мы делали, так сказать, в помощь издательствам, журналам, театрам. Может, кто-то заинтересуется молодыми прозаиками, поэтами, драматургами, детскими писателями… Каталог строился так: фото, краткая биография, два-три высказывания известного писателя о молодом, а потом или отрывок из прозы или пьесы, или несколько стихотворений.
В каталог я включил и Анну Андронову с отрывком из рассказа «Золотая рыбка», за напутственными словами обратился к Леониду Юзефовичу, на чьём семинаре Андронова занималась в Липках, и к её земляку-нижегородцу Захару Прилепину. Оба написали тёплые тексты, и концовка прилепинского мне запомнилась: «Множество людей (читавших, допустим, вчера и позавчера Викторию Токареву) подобную прозу ищут (и не находят), ждут. Мы как-то говорили с Леонидом Юзефовичем об Ане и сошлись на том, что, скажем прямо, неизвестность Андроновой в читательском мире очевидное недоразумение. Надеюсь, оно скоро исправится».
Да, действительно, недоразумение. Но, к сожалению, таких недоразумений у нас предостаточно: Андрей Иванов (Юрич), Александр Морев, Алексей Серов, Ирина Богатырёва, Илья Кочергин (кстати, его новый рассказ «Лэндлорд» опубликован в том же номере «Земляков», что и повесть Андроновой), Антон Тихолоз, Данил Гурьянов, Екатерина Ткачёва, Алексей Полубота, Елена Сафронова, Жанна Райгородская да и, по большому счёту, Михаил Тарковский хоть и публикуются, но читательскому миру практически неизвестны. А пишу-то хорошо… Хорошо, но не шумно.
Я очень люблю слова Белинского: «Шум, конечно, не всегда одно и то же со славою, но без шуму нет славы». Это точно.
Кстати сказать, и Леонид Юзефович, и Захар Прилепин немало сделали для того, чтобы о прозе Андроновой узнал широкий читатель. При участии Юзефовича в издательстве «АСТ» вышли две её небольшие книги «Побудь здесь ещё немного» и «Симптомы счастья» (редактор – Лев Пирогов), а Прилепин включил рассказы Андроновой в антологию женской прозы «14».
Критических отзывов на рассказы и повести Анны Андроновой немного. Вообще о такой прозе сложно писать – сюжет не закручен, не динамичен, нет эпатажа, стилистических новаций. Довольно традиционный, простой внешне язык, повествование о повседневном, о той жизни, которой живёт большинство.
Андронова – врач. Не фигуральный, а самый настоящий, работает в больнице. И в её вещах очень много про больницу, про болеющих людей. Но описывает она их, как и положено врачу, без смакования, почти холодно – больные, это непременное составляющее вселенной многих её героинь, вечные её спутники.
Повесть «Я не зайчик» тоже про больницу. И про семью. Главная героиня, Юля, кардиолог, у неё муж и двое сыновей. И ещё больные. Один из них, «не старый ещё человек, спортсмен-пенсионер» Комиссаров, умирает. «Комиссаров сначала попал в другой стационар, хирургический. Его прооперировали, убрали тромб из вены на правой ноге. После выписки месяц прошёл, а отёчность так и осталась. Потом увеличилась. В поликлинике ему сказали, что это «от сердца» и в кардиологию. К Юле в палату. Сердечных проблем не обнаружилось, зато подтвердился тромбоз теперь уже другой вены. И жидкость в животе. <…> Юле уже было ясно, что где-то в Комиссаровском животе скрылась опухоль, пережимающая отток крови и сеющая смертоносные тромбы. Только где?»
В общем-то, этим и заняты мысли главной героини. И семьёй, конечно, младшим сыном, пока ещё детсадичником (но скоро в школу) Илюшей, который… взрослые это называют – «капризничает». Вообще он особенный ребёнок, внутренне особенный. Вот старший, десятилетний Владик, другой. «Воспитанный в другой концепции – «какой взрослый сын у папы». Всё сам. <…> Да, старший уже совершенно отравлен этим условным миром, пропитан. Это нельзя, так не круто, так только полные лохозавры делают, ты чё, совсем? Мальчики, мальчики…»
Семейная линия рассказа держится на вроде бы ничтожных, смешных проблемах. Вот приближается новый год, и мальчики в группе должны быть в костюме зайчиков. Все мальчики не против, один Илюша сопротивляется.
«– Зайчиком не буду.
– Как не будешь? Со всеми ребятами? Ты видел, какие у всех костюмы? Ушки, шортики. Все песенки поют. Илюш, надо зайчика учить, Надежда Юрьевна велела.
– Я же мальчик.
– Конечно, Илюша, но у вас будет спектакль новогодний, игра, как в театре, помнишь, мы ходили. Там дядя тоже не был слоником, а только играл.
– Слоником буду, а зайчиком – нет.
– Там не надо слоником. Там нет слоников, ни одного. Слоники в Африке живут, где Деда Мороза нет».
Вдобавок к капризам костюма зайчика Илюше не достаётся (несколько дней перед утренником болел), и Юля шьёт его сама. Вроде бы легко – уши и хвостик, – но уши никак не стоят… Шьёт поздно вечером, после работы…
Зайчиком сын так и не стал – устроил плач во время переодевания. Отпросившаяся с работы Юля слышит его с лестницы, вбегает в группу.
Её встречает воспитательница Надежда Юрьевна:
«– Ну вот, наконец, мать появилась! Уймите вашего сына, пожалуйста! Того гляди весь утренник сорвёт!»
«– Все ребята уже нарядились, – неискренне сладким голосом пропела музичка, – а он зайцем быть не хочет.
– Как не хочет? Илюша!
– Наотрез. Полчаса над ним бьёмся. Ревёт только, ничего конкретного не говорит. Не буду, и всё. Я говорю, как же ты так ребят можешь подводить? Орёт, вырывается. Вон – уши ваши поломал! Как теперь будем, не знаю».
Да, порядок нарушен, всем доставлены неудобства. Праздник подпорчен.
«– Так, всё, времени больше нет, давайте стройтесь, зайцы! Сомов, уже и мама тебя уговаривает. Давай, хватит тут над нами издеваться, одевайся и стройся. <…>
– Нет! Нет! Нет! – он вскочил на ноги, чувствуя за спиной спасительное Юлькино присутствие. – Я не зайчик! Я Илюша Сомов!
И тут на него внезапно бросился Владик, его Юлька как-то из виду упустила, а он, оказывается, тоже уже плакал.
– Ты гад, гад! Я из-за тебя из школы ушёл! <…> Мы всё бросили, прибежали на тебя смотреть! Мама всю ночь шила. А ты! Одевайся сейчас же, чёртов дурак! Плакса!»
Владика уводит в актовый зал подоспевший Слава, муж героини, а она остаётся с младшим. Он медленно успокаивается, а она вспоминает, как познакомилась со Славой, их первые месяцы вместе, как «тихо расписались». Весной Слава поехал к родителям в посёлок в пятидесяти километрах от Тольятти, через несколько дней к нему должна была приехать и Юля. Познакомиться с его матерью и отцом.
«На вокзале её никто не встретил». Подождав Славу, «бог знает, что передумав» за час на перроне, она отправилась его искать. «Если бы тогда были сотовые телефоны!» Доехала на автобусе до посёлка, узнала, где дом Сомовых. Оказалось, Слава в поселковой больничке – крупозная пневмония «с кризисом и сердечной недостаточностью»…
Героиня вспоминает об этом подробно, но и суховато, как врач. Вспоминает, как выхаживала мужа, советовалась по телефону с «завкафедрой терапии»… Она воспринимает свои действия, как само собой разумеющееся, но ведь сколько бы других молодых жён, не найдя муженька на перроне, психанули бы и уехали обратно, и на развод бы скорей подали – «он подлец!» Юля совершила свой маленький жизненный подвиг, отыскав и выходив мужа, сохранив семью. И потом ещё много раз совершала свои маленькие подвиги, воспринимая это как обычные явления жизни.
То, что защитила сына, не включилась в общий хор уговоров и требований надеть костюм зайчика и идти в актовый зал, тоже подвиг.
«– Мам, ну ты-то хоть веришь, что я не зайчик? Что я Илюша Сомов? <…>
– Илюша, ты как маленький!
– Ты знаешь, мам, просто не очень хочется смотреть, как там сейчас волк кого-нибудь съест!
– Да ты что? Как съест? Он же не настоящий, он в костюме просто! <…>
– Мне Владик знаешь, что сказал? <…> Он сказал, что… если кого-то едят, ну, то есть, съели, зверя там, зайчика, или человека… <…> Ну, в общем, даже мальчика, если съели, то он умирает, понимаешь? Совсем. И лежит молча, как бабушка Даши Панкратовой. Так что если сейчас один как будто зайчик уже съеден, то, значит, всё не понарошку!
– Ну что ты, Илюшенька! <…> Я тебе обещаю – тебя никогда не съедят. Ты не умрёшь».
Юля успокаивает сына и невольно думает о безнадёжном Комиссарове: «Я скажу ему, что он поправится… Скажу, что наконец-то окончательно разобрались. Болезнь тяжёлая, но она лечится».
В рассказе вроде бы нет социальности, но это, по сути, очень социальное произведение. Остросоциальное. А как иначе может быть, когда пишешь о человеке в обществе, человеке, который чувствует свою ответственность, который старается хорошо исполнять свои обязанности на работе, свой долг матери…
Краткий пересказ, цитаты, скорее всего, заостряют содержание рассказа, не могут передать того, что это чувство ответственности у героини почти инстинктивное. Она не рассуждает, как бы ей получше устроиться в жизни, хороший ли ей достался муж, где бы найти работу полегче. Она действует, как ей диктует что-то внутри. Человеческая природа плюс какое-то бессознательное сознание, что она – член общества, и без неё, находящейся на этом месте, общество будет беднее, что-то нарушится.
Об этом, по сути, и многие другие нешумные рассказы и повести Андроновой. И в итоге они выстроились в определённую философию. Философию, которая показывает нам внутренне крепкого человека, которого не сдует даже ураган проблем и несчастий. Не заставит бежать и прятаться. Такой человек будет инстинктивно сопротивляться.
…Мне показалось, что в предыдущих трёх абзацах я написал какой-то пафосный бред. Но чем-то, кроме рассказа, он был вызван. Полез в архив в своём компьютере (очень хорошая функция – набрал слово, и всё что надо мгновенно выскочило), без труда нашёл старый, когда-то скопированный из Интернета материал.
Отчёт Дмитрия Орехова о встрече молодых писателей с тогдашним замглавы администрации президента Владиславом Сурковым («МК» в Питере», 2006, 13 декабря).
Вот отрывок:
«Тут выступила Анна Андронова, прозаик из Нижнего Новгорода:
– Вот я – врач. Получаю три тысячи. Выхожу из дома, вижу объявление: набираем водителей мусоровозов. Зарплата – 15 тысяч. Так что, на мусоровоз пойти?
– Я бы пошёл – на вашем месте, – ответил Сурков. – Вы знаете, мобильность – это первое условие гибкого, свободного демократического общества. Если мы не хотим менять место жительства, место работы ради чего-то лучшего – наше общество обречено. У нас до сих пор есть города вокруг уже не существующих предприятий. Градообразующего завода уже нет, а люди там живут, и я не знаю на что. Они никуда не хотят уезжать в поисках лучшей доли».
Комментировать слова этого интеллектуала не буду. За ним своя правда – история США, Австралии, многих других процветающих стран, куда в своё время ринулись «в поисках лучшей доли» сотни тысяч людей из Старого Света, в том числе и врачей. Но как-то жутко и противно от сурковской философии, и хочется посоветовать её авторам и проповедникам самим уехать «в поисках лучшей доли». Впрочем, они и перемещаются, мобильно, гибко: с одного поста на другой. То в Кремль, то в Белый дом. Могут и в Лондон, если что…
Андронова из больницы не уволилась, за лучшей долей не подалась. Всё у неё по-прежнему: работает, пишет. Да, тут вычитал, третьего сына не так давно родила. Укрепляет своё и мужа древо на родной земле.
Роман СЕНЧИН
Ежедневная газета писателей «Литературная Россия».№48. 30.11.2012