Война, дети, мы

Ольга Грэйт

О романе Елены Крюковой «Беллона»
(первая публикация фрагмента «Марыся» – журнал «Новый Свет», Канада)

Есть темы, которые давно стали для мировой литературы традиционными, архетипическими. Такова тема войны и мира.

Непростая задача для современного автора – открыть внутри этой ключевой для искусства и всей цивилизации, проблемной темы еще не использованные, небанальные грани и повороты.

Роман Крюковой «Беллона» – о Второй мировой войне. Что главное в этом густом, плотном, многолюдном и многоголосом, вполне полифоническом тексте? В романе много героев. Это многонаселенное пространство. Оно напоминает яркую мозаику, смальту, и одновременно векторно-кинематографично, и это странное сочетание энергичной ритмики, динамизма и тщательно проработанного, живописно детализированного фрагментарного фигуратива придает всей ткани этой прозы необычную остроту.

Мы наблюдаем жизни героев военного времени, и среди этих героев половина – дети.

По сути, роман можно было бы назвать «Дети войны».

Одна из героинь, киевлянка Двойра — в эшелоне, что едет на запад, полный женщин, стариков и детей; их привозят в лагерь смерти Аушвиц (Освенцим). Рядом с девушкой в эшелоне едут три ребенка: еврей Миша, русская девочка Лиза и рыжий белорус Никита. Этот «детский интернационал» Двойра опекает, как опекала быть мать. Двойра беременна: она ждет ребенка от немецкого ефрейтора Гюнтера Вегелера, странно-милосердно спасшего ее из полного расстрелянными людьми киевского рва. Аллюзия с Бабьим Яром просматривается четко, да кроме Бабьего Яра, сколько война знала, видела таких вот страшных рвов?

Автор почти бесстрастно изображает ежедневные переклички заключенных по утрам: из строя требуют выйти то каждого пятого, то каждого третьего, – и эта сдержанность, стиль, лишенный сантиментов, воздействует на читателя сильнее, чем открытые эмоции. Людей собственноручно расстреливает надзиратель Лилиана Николетти, по прозвищу Наттер (Гадюка) — офицер СС. Лилиана живет в отдельном домике на территории лагеря. У нее горничная, совсем юная девочка; это Марыся, крестьянская дочь из белорусского Полесья.

Мы видим, как развиваются отношения хозяйки и горничной, на фоне немыслимых жестокостей Аушвица. О многом мы можем лишь догадываться – автор не открывает нам все карты, позволяет времени – и романному, и читательскому – течь вольно, не стесненно.

Другой герой книги, крестьянин Иван Макаров, уходит на войну в самом ее начале, и судьба сталкивает его с ефрейтором Вегелером; получив приказ расстрелять фашиста, Иван... внезапно отпускает его.

Понятно, что этот жест можно оспорить. Было ли так? Знает ли история войны такую милость солдата к солдату? Думаю, что знает, и она в свете военного приказа преступна, а в свете бессмертной человечности – естественна.

В Аушвице работает врачом Тереза Дейм; она очень хороший врач, и герр Менгеле, главный доктор лагеря, сделал ее своей помощницей. Двойра просит Терезу помочь оставить ей ребенка. Дейм говорит Менгеле, что узница Цукерберг должна родить тройню, и ее беременность необходимо оставить для опытов. Таким образом Двойре удается родить сына в концлагере. Она понимает, что мальчик обречен. Если светловолосых и голубоглазых детей (после 1943 года) отправляли в Германию, для «денационализации», то еврейские дети в Освенциме были обречены: медсестры Клара и Пфани топили их, как котят, в ведре с водой. Так родился сын Вегелера, беловолосый и сероглазый. Двойра погибает в газовой камере, а мальчика берет к себе злобная Гадюка. Находит ему кормилицу. Вскоре Лилиана неистово привязывается к ребенку.

А в это же время в городе Горьком, на Волге, растет маленький сын Ивана Макарова — Юра. Они вместе с дядей Петром пекут картошку в печи...

Сплетение судеб оправдано и освящено неимоверным страданием: люди платили жизнью не только за освобождение своей страны, но и за спасение собственного сердца и жизни ближнего. Трудно не стать на войне предателем, убийцей! Крюкова показывает весь неоспоримый ужас этого тяжелейшего, от мрака к свету, нравственного военного пути.

Мы видим Вегелера в Сталинграде: он смотрит на руины города и думает о бессмысленности войны. Мы наблюдаем, как Гитлер и Ева обедают вместе. Их обеды проходят то молча, торжественно и холодно, то, раздражаясь, фюрер становится чересчур требовательным и капризным. Поворот в войне уже произошел. Советская армия скоро будет у границ Германии.

Мы становимся негласными свидетелями того, как в Аушвиц приезжает знаменитая немецкая женщина-кинорежиссер Лени Рифеншталь. Она будет снимать фильм о прекрасной жизни заключенных в немецком концлагере. Лени встречается с Терезой Дейм и беседует с ней, понимая, что все не совсем так, как говорили ей ее друзья-нацисты. Лени сначала снимает обманные «декорации», а потом упрямо делает съемки правды — того, что происходит в лагере на самом деле. Ей никто не смеет перечить: она нагло врет, что у нее на эти съемки есть разрешение властей.

И вот, наконец, советские войска входят в Аушвиц. Гадюка падает перед солдатами на колени, протягивая к ним ребенка, и кричит душераздирающе: «Пощадите! Это мой сын!» – «Мы детей не убиваем», – тяжело опускает автомат солдат. Марыся широко открытыми глазами смотрит на все. Она все запоминает.

И вот эти детские глаза являются, в романе Крюковой, одновременно и лакмусом хода войны, и ее глубинным постижением, и ее вечным проклятием. Детский пронзительный, то жалобный, то радостный, то обреченный взгляд – мегаобраз всей книги: эти глаза ребенка не отпускают нас на протяжении всей этой военной фрески, заставляя смотреть в их недетскую глубину снова и снова.

Проклятие смерти – не только на тех детях, которые попадают под обстрел врага или прячутся в подвалах в разрушенном Сталинграде: Магда Геббельс решает убить всех своих детей, чтобы они не достались «красной власти», чтобы им не довелось жить в мире, где больше нет национал-социализма. Это чудовищное решение, как военный приказ, приведено в исполнение. А Гитлер, готовясь к самоубийству, решает перед смертью романтично и нелепо обвенчаться с Евой Браун. Теперь она станет фрау Гитлер — хотя бы на несколько часов. На свадебном обеде Гитлер бредит: ему кажется, что вокруг накрытых столов водят хороводы нерожденные дети — их с Евой дети… Дети танцуют рядом с ними, глядят на них и поют им песни. Гитлеру кажется — он сходит с ума.

Да это и вправду сумасшествие: война показана в романе как умалишение, как репризная болезнь цивилизации и культуры; и, чтобы ею переболеть без осложнений, человечество до сих пор прикладывает к процессу «лечения» колоссальные усилия.

Последние дни войны. Берлин. В жестокой рукопашной схватке встречаются двое — Гюнтер Вегелер и Иван Макаров. Они дерутся, колют друг друга штыками, бросают оружие, схватываются не на жизнь, а на смерть, катятся по земле. В последний миг они оба узнают, с кем борются. Иван узнает Гюнтера, Гюнтер — Ивана.

Кончилась война, и кончилось ее непосредственное, сюжетное изображение? Отнюдь нет. Автор предлагает нам заглянуть в то послевоенное будущее, которое для нас уже стало историческим прошлым. Мы видим выросшего с Лилианой, бывшей надзирательницей Гадюкой, мальчика Лео – он становится художником. Мы видим Тибет глазами Лео – он путешествует по свету. Читатель присутствует при встрече Юрия Ивановича Макарова с постаревшей Марысей в итальянском уличном кафе, когда Юрий понимает, что эта женщина – несбывшееся счастье всей его жизни.

Все эти жизненные повороты и неожиданные перипетии не столько рассчитаны на то, чтобы вышибить слезу, сколько на то, чтобы вызвать раздумья о парадоксах играющего с нами, как с котятами, всевластного и необъяснимого времени.

Время – это мы сами. Это мы гибнем на полях сражений. Это мы глядим снизу вверх на страшных взрослых, что затеяли недетскую игру – убивать друг друга.

В последней главе романа показан Нюрнбергский процесс. Вполне традиционный локальный сюжет в череде крупных исторических военных сюжетов, подробно или вскользь показанных в книге. Военные преступники понуро сидят на деревянных скамьях, и каждый молится, чтобы ему была дарована жизнь. Жесткий реализм этой сцены вне сомнений.

Но, наряду с вполне реалистическими эпизодами, в романе мифологический финал: призрачные, «небесные» дети водят хоровод вокруг женщины-ангела. Ангел сидит, положив руки на головы двух солдат, стоящих перед ним на коленях. Оба беловолосые; оба, как братья, похожи друг на друга, фашист и советский солдат.

Перед каждой главой — в качестве своеобразных прелюдий к главе – автор дает нам окунуться в некие (стилизованные и воссозданные до впечатления подлинности) «дневники Ники». Девочка, пишущая дневник, носит имя Ника: это Вероника, Нина, Антонина, Доминика… Все эти Ники живут в разных местах страны — в Ленинграде и Новгороде, в Гродно и Минске, в Горьком и в украинском селе. Эти вымышленные дневники объединяет одно: подлинное огромное страдание детей, на долю которых выпала война.

Одна из таких Ник — на параде 7 ноября 1941 года в Москве. Ее глазами показан этот знаменитый, для СССР абсолютно знаковый парад, суровость осени, переходящей в зиму, воодушевление людей, сопротивление горю, воля к победе.

Ника — однако, имя символическое: это и есть Победа.

Елена Крюкова вновь удивляет читателя масштабом исторической панорамы, силой и проникновенностью языка, стереофоничностью образов.

Роман «Беллона» уверенно занимает свое место среди лучших образцов современной прозы.